Тайна стонущей пещеры - Страница 33

Машина остановилась. Когда оба вошли в кабинет, Силантьев продолжал:

— По описанию внешности, какое дал Шарый, в этом Матвееве мы узнали Завьялова; он один только сумел тогда ускользнуть от нас при разгроме операции «Шпилька». Так что наивная, на первый взгляд, мысль Садыкова, с которой, сознаюсь, до последнего времени я не мог в душе согласиться, может оказаться правильной.

— Парфюмерия?.. — скупо улыбнулся полковник, — Что предпринял капитан Шарый?

— Сообщает, что не сводит с Сыча глаз.

Полковник поднялся:

— Сейчас же звоните, чтобы усилили охрану плотины.

На посту

В спящей деревне разноголосо перекликались петухи. Перед палатками, поеживаясь, прохаживался Шумейкин. Он боязливо косился на безмолвный сад, на темные кусты за палатками, которые напоминали затаившихся животных.

Время от времени Олег включал фонарик, но когда он гас, темнота вокруг сгущалась еще больше, и становилось страшнее. Особенно пугало, что кругом стояла такая глубокая тишина, будто все вокруг умерло.

Набежал ветерок, поиграл листьями деревьев и затих.

Вдруг откуда-то издалека донесся глухой, протяжный звук. Он напоминал тяжелый вздох или стон больного. Шумейкин остановился, прислушался, Думая, что стон ему почудился. Но вот звук повторился со стороны гор яснее. Несомненно, кто-то стонал.

По спине у Шумейкина побежали мурашки. Он подошел ближе к палатке и замер. Минуту стоял, не шелохнувшись. Потом боязливо огляделся, поднял руку к лицу и при свете луны осторожно покрутил часы. Улыбнувшись, бойко отвернул брезентовую дверь палатки:

— Эй, ты, Ягодка, вставай! Два часа уже! — толкнул он ногой спящего Коркина.

Вася спросонья завозился, шурша соломой, потом, видимо, вспомнив, где он, быстро вскочил и поспешно оделся.

— Держи! — сунул ему в руки часы Шумейкин. — Да не разбей смотри, разиня! — и шмыгнул в палатку.

Коркин сладко зевнул, протер глаза кулаками и сонно огляделся по сторонам.

…Час дежурства пролетел незаметно. По-прежнему перекликались горластые петухи, да изредка тявкали спросонья собаки, и опять наступала тишина.

Коркин уже несколько раз подтягивался на сучке яблони, приседал попеременно то на одной, то на другой ноге, становился на голову, придерживаясь за траву, пытался даже делать стойку на руках, но всякий раз кулем сваливался на землю.

Заметно прояснилось. Небо над горами заалело.

Коркин взглянул на часы, подошел ко второй палатке, отвернул угол брезентовой двери и склонился над спящей Галей Пурыгиной: она должна сменить его. Луна освещала лицо девочки. Галя во сне чему-то улыбалась. Коркин постоял немного в нерешительности, потом, взглянув еще раз на девочку, тоже улыбнулся и тихо отошел в сторону. Он решил еще раза три повторить весь комплекс своих упражнений.

…Кое-где в окнах появился свет. В темноте за домами раздались первые голоса. Возле правления колхоза заурчал мотор машины. Деревня просыпалась. А Коркин все прохаживался перед безмолвными палатками.

Когда стрелка часов показала четверть пятого, Вася прокричал подъем.

Утро

Автобус, переваливаясь с боку на бок, задевая ветки деревьев, взбирался все выше и выше в горы.

Стало почти совсем светло. На одном из открытых поворотов Вера Алексеевна попросила шофера остановить машину. Ей хотелось показать ребятам восход солнца. Сама она всегда с волнением любовалась этим прекрасным зрелищем, ради которого не раз поднималась на вершину Ай-Петри.

Пионеры высыпали из автобуса и столпились на краю дороги. Отсюда сбегал вниз почти отвесный спуск. Там, глубоко, сквозь туман еле различимо виднелась деревня. А за ней далеко-далеко распласталось море.

Все кругом было затянуто холодной синеватой пеленой. Только небо с вылинявшими на востоке звездами теплело, розовело, золотилось тем ярче, чем ниже к горизонту. Над самой водой светилась тонкая красная нить. Свинцово-серое море казалось твердым: кинь камень — отскочит.

Кругом стояла неподвижная тишина.

Постепенно алая нить набухала, теперь уже она была похожа на гигантский мазок огненно-красной акварели, положенный неведомым художником. Мазок все больше разгорался, и вот из воды показался краешек сверкающего солнечного диска. Быстро, как на театральной сцене, диск выползал вверх, словно кто выталкивал его снизу, рос, накалялся так, что глазам становилось больно смотреть, и вот, наконец, расплавленным червонным золотом брызнули первые солнечные лучи.

— Ура-а-а! — закричали ребята, приветствуя рождение нового дня.

— Смотрите! Смотрите, как разбегаются лучики! — захлопала в ладоши Оля Пахомова.

Ярко озарились верхушки гор. Желтая полоса света быстро спускалась вниз по склонам, растворяя холодную туманную пелену. Все вокруг окрашивалось в праздничный золотисто-оранжевый цвет. Солнце оторвалось от горизонта и, кажется прекратив движение, повисло над водой.

Море преобразилось, заиграло светлыми, нежными красками, заискрилось, заплескалось о песчаный пологий берег.

Разрезая наискосок волны, от берега уходили в море на белужий лов три рыбачьих баркаса.

…Плантация розы была разбита в неглубокой долине. Автобус проехал мимо поля, засаженного табаком, и остановился возле большого навеса у дороги.